Мягкие подошвы кроссовок почти полностью гасили звук шагов, и я ощущала себя кошкой, несущейся по спящей квартире. Правда, сомневаюсь, что кошки в темноте спотыкаются или бормочут себе под нос всякую успокоительную чушь.
— А кусты? Что кусты, хорошие, густые. И прятаться удобно. И вообще, это не трусость, а здоровый инстинкт самосохранения. Ну, подумаешь, поцарапалась. Зато все обошлось. А если сил не рассчитаешь, получится как с Линной.
Я поежилась, вспомнив, как к молоденькой равейне, так и не успевшей оправиться после несчастного случая, заявились два инквизитора. Серых — из боевого подразделения Ордена. Пришли, нагло вскрыв входную дверь, и потребовали показать свою силу. Отстоять Право использовать магию.
Так случилось, что я как раз была у Линки в гостях — заносила посылку от мамы. И поэтому слышала все.
«— Ах, на тебя напали наркоманы? Говоришь, колотили? Амулет случайно сработал? А ты не знала, дорогая, что человек по отношению к наделенным Даром — всегда жертва?
— Они — не люди! Такие — хуже зверей!
— Людям — сталь, одаренным — огнь.Закон есть закон, милочка. Если только Сила не ставит вас выше…»
И вызвали ее на дуэль. Нет, не так — устроили избиение, прикрываясь древними, истрепавшимися о время законами.
На моих глазах. А я, до онемевшей гортани перепуганная девочка, забилась в угол кухни, под подоконник, и могла только смотреть.
А какой шанс победить был у Линны, мастерицы рунного и ритуального колдовства? Загипсованной рукой не то, что верный знак не начертишь — и ложку не удержишь.
Когда Линка перестала кричать и прикрываться от ударов сапогами, я очнулась и выскочила из квартиры, благо растрепанная девочка в растянутом свитере инквизиторов не заинтересовала. Да и что я могла сделать? Только позвонить маме, позвать на помощь…
Выбежала на лестничную клетку и, задыхаясь, набрала знакомый телефон, путаясь в кнопках. Элен не успела совсем чуточку — Линну увезли.
Конечно, Совет Королев отбил у Ордена равейну — это дело принципа. Но потом. Позже. А казематы инквизиции так просто не забываются. А поседевшие пряди говорят о многом…
Вряд ли методы сильно изменились со Средневековья.
— Говорят, что защищают… надзирают. Присматривают. Притворщики. Кто бы ни напал, Смотрители скажут, что сама виновата. Что, мол, может приличная девушка делать на улице во втором часу ночи?
— Действительно, что?
Я шарахнулась в сторону.
М-мама…
Он стоял, прислонившись к фонарному столбу. Нарочито картинно, чуть откинув голову назад, чтобы лунный луч осветил характерную улыбку. Высокий, тонкий — люди такими не бывают. Пряди черных, как смоль волос, неаккуратно свисали на лицо, резко выделяясь на фоне бледной кожи. Одна рука провокационно цеплялась за пояс джинсов, когти другой лениво царапали столб. Железная стружка бесшумно удлинялась, медленно загибаясь в спирали.
— Как впечатления? — ласковая улыбка, ласковый голос. — Знаешь ли, люблю все эти драматические эффекты… — он неопределенно взмахнул рукой, и стружка просыпалась на асфальт с легким звоном. — Что там по тексту дальше… Ах, да, компания не нужна?
Кстати, я не говорила, что шакаи-ар боюсь больше, чем маньяков и инквизиторов вместе взятых? Потому что им НЕ все равно, равейна ты или нет. И они знают, на что плевать инквизиции.
Именно поэтому я не стала отвечать на провокационный вопрос и драпанула в противоположную сторону. Туда, где светили фонари и бродила пьяная, но абсолютно человеческая компания.
С простыми хулиганами у меня был шанс. А с одним из шакаи-ар, жуткого народа, проникшего даже в человеческие легенды по всему миру — никаких шансов.
— Значит, не нужна? Жаль. А мне нужна. Смертельно.
После этих слов я побежала в два раза быстрее, на ходу избавляясь от рюкзака. И соответственно, навернулась в два раза сильнее, когда кое-кто подставил мне подлую подножку. Небо и земля несколько раз поменялись местами, а когда все успокоилось, перед глазами был асфальт, бровь саднило, а по щеке стекало что-то липкое. Но самое ужасное — на спине вместо рюкзака устроился он. Тяжелый. Но пока, кажется, холодный — не теплее обычного человека. Значит, не голоден.
Хорошо. Я бы сказала — замечательно. Может, удастся договориться, если он узнает, как зовут мою маму…
Но через секунду мои домыслы потеряли всякое значение.
Намотав косичку на ладонь, шакаи-ар резко потянул вверх, продолжая давить коленом на позвоночник. В итоге я выгнулась жутким мостиком, шипя от ноющей боли в костях, отчаянно пытаясь нашарить руками хоть какую-нибудь опору… пусть бы даже схватиться за нападающего, только бы прекратить муку…
Хищник, довольно мурлыкая, потерся щекой о мою шею. Я замерла.
Только не бояться. Им нужны сильные эмоции — боль, стыд, страх.
О, боги, лучше страх, чем боль!
— Плохо бегаешь, малыш. Слишком быстро все закончилось, — насмешливо прошептал он в самое ухо. — Но ты старалась, верно?
Я молчала. Сердце колотилось как бешеное. Меня мотало от бесстрастно-логичных рассуждений к черному, животному ужасу.
«Найта, спокойно, спокойно, спокойно. Это город. Твоя мать дружит с главой местного клана, никто не посмеет тебя убить, только попугают… Наверное…»
— Или я ошибся?
От этого вкрадчивого, мягкого тона, было страшнее, чем от самых жутких угроз.
А вдруг он не знает, чья я дочь? На мне не написано…
Одно маленькое допущение — и хлипкая логическая плотина, которую я выстроила на пути ужаса, обрушилась. Позорная паника вырвалась наружу беспорядочными мольбами: